Глава 15: Ортодоксия

В конечном итоге вот единственная требующаяся от нас смелость: обладать смелостью для самого странного, самого уникального и самого необъяснимого, которое мы можем повстречать. То, что в этом смысле человечество струсило принесло жизни бесконечный вред; ощущения под названием “видения,” весь так называемый “мир духа,” все эти вещи, которые настолько сродни с нами, оказались полностью вытеснеными из жизни благодаря каждодневному отстранению, что чувства, которыми мы раньше могли их ощутить, атрофировались.

— Рильке

Сближение духовности и активизма отражает более общее воссоединение духа и материи, где мы воспринимаем их как нечто единое. Это отличается от объяснительных утверждений науки о любом непонятном явлении, которые мы называем духовными. Вместо сведения духа к материи, мы получаем возвышение материи до уровня духа.

Воссоединение еще не завершено. По прежнему есть много политических активистов, которые придут в ужас от того, как в этой книге описываются некоторые явления, на которые они навешивают ярлык «научно недоказанные» или причинные принципы, которые они считают ненаучными. Они не осознают, что научная ортодоксия вылеплена из того же теста и преследует те же цели, что и все остальные институты власти. Наука делает вклад d поддержание Истории Разделения в той же степени, что и экономика, политика и организованная религия.

Точно также читатели, сведущие в альтернативных научных парадигмах и технолгиях могут потерять терпение от моего скепсиса касательно идеи, что они способны спасти человечество. Хотя у меня есть личный опыт с несколькими технологиями, которые конвенциональная наука называет невозможными, я не стану рекламировать их в этой книге. Причина все таже: если они способны нас спасти, почему они до сих пор этого не сделали? О многих знают несколько десятков лет и их использование запрещалось. Я читал литературу о том, что якобы этот запрет сознателен и систематичный; я думаю, что в основном запрет был бессознателен и системный. Благодаря тысячам механизмов мы запретили их, поскольку они не умещались в рамки нашей мифологии и самоидентификации. Или же, можно сказать, мы были к ним не готовы. Мы не были готовы к технолгиям, распределенным, а не централизированными, отбирающие контроль у экспертов и отдающие людям, и требующие видения межсвязного отношения между всеми вещами. Симптомом нашей неподготовленности служит спешка изобретателей запантентовать каждое новое волшебное устройство, пытаясь сохранить что-то от новой истории в структуре старой. Возможно эти технологии изобилия – энергии, здоровья, времени и жизни – перестанут быть маргинальными и станут популярными лишь когда мы коллективно, станем примером изобилия в нас самих: через щедрость, служение, самоотдачу и доверие.

Мы на пороге общего преобразования. Мы никогда не примем технологии межсуществования через менталитет Разделения. Эти технологии не панацея, хотя я думаю, в конце концов, они действительно станут частью исцеления. Но сперва необходим сдвиг в нашем восприятии, видении мира. На данном этапе, основная важность технологий межсуществования не в том, что они могут сделать. А в том, что они прокалывают пузырь реальности, в котором мы живем, показывая, что ни мы, ни мир являются тем, чем мы их считали. Их важность та же, что и любого явления, разоблачающего парадигму.

Глядя на общепринятое отрицание климатической науки в моей стране, легко поверить, что проблема лежит в ненаучном отношении. Если бы мы только слушали ученых! К сожалению тоже увещевание используется в контексте генетически измененных семян, ядерной энергии, и других сомнительных технологий, которые я не стану называть, чтобы меня также не обвенили в «антинаучном» подходе. Хоть два вышеназванных примера не вызывают такого же единогласия, как антропогенное климатическое изменение, некоторые комментаторы вроде Майкла Спектера без колебаний называют своих оппонентов ненаучными. Еще более ненаучным они посчитали бы мою веру в холистическую медицину, китайскую гимнастику, биодинамическую агрикультуру, память воды, биологическую ядерную химию, круги на полях, экстрасенсные явления, сверх-соединительные приборы, востановление радиоактивных отходов, и Санта Клаус. Ну вот, я наконец выпустил кота из мешка.

Поскольку они в состоянии продырявить старую историю, я призываю людей изучать эти «ненаучные» явления. Вы откроете, что они вызывают комбинацию радостного подъема и презрения. Они облегчают вес Разделения и утверждают наше подобное детскому восприятие о неосвоенных чудесах, загадках и возможностях. В то же время они приводят в действие страх, что эти восприятия иллюзорны, и отсюда издевательсто циника, описанное выше.

Не беспокойтесь – я не собираюсь строить мой оптимизм на надежде, что некая волшебная технология спасет нас. Если бы это зависило от технологии, она это уже сделала бы. Мы уже давно обладаем технологиями для обильной и устойчивой жизни на этой планете, но мы их использовали ради других целей. Мы бы жили в рае на Земле, если бы использовали обыденные технологии: природоохрана, вторичная переработка, солнечная энергия, пермакультура, биологическая обработка сточной воды, велосипеды, дизайн долговечных вещей, которые можно починить и так далее. Эти технологии уже существуют и по большому существовали десятилетия и даже века. Нет потребности в новых, чудесных технологиях. Однако необходимо чудо другого вида: социальное или политическое. Именно это способно остановить вырубку леса, сократить выброс газов в атмосферу, исцелить поврежденные водохранилища, и убрать все юридические, социальные и экономические препоны, стоящие на пути перемен. Для этого потребуется другая денежная система, и следовательно радикальная реструктиризация экономической мощи и привилегий. Это потребует общий сдвиг от милитаризма и всей системы веры, стоящей за ним. Это потребует миллионам людей вернуться к земле, чтобы заняться мелким, высокопродуктивным, трудоемким сельским хозяйством. Технологически осуществимо? Разумеется. Политически реалистично? Вряд ли.

Нет сомнений, что так или иначе перед нами стоит задача, которую мы не знаем как выполнить. Любое реалистичное политическое предложение меркнет перед глубиной кризиса, что перед нами. Отсюда проистекает важность ортодоксальных и неортодоксальных технологий, упомянутых выше: миоровоззрение, отбрасывающее подобные вещи из сферы возможного также отмахивается от действий необходимых для изменения мира. В обеих случаях мы стоим перед лицом того, что не может произойти не нарушив Историю Мира.

Не смотря на то, что наука, какой мы ее знаем, в течении веков или даже тысячилетий руководствовалась центральной программой по захвату природы, ее подход к сбору знаний является моделью по отчуждению природы и преобразования мира в объект, научно ориентированные люди обычно яростные борцы за сохранение окружающей среды, поддерживают гражданские права, равенство гомосексуалистов, и прочие милосердные движения. Это является примером общего принципа: наше вхождение в новую историю не проходит гладко. В одной арене жизни или мысли мы поднялись над отчуждением, оставаясь совершенно слепыми в другой. Это постоянно восхищает меня. Кто-то может иметь глубинное понимание институтов расизма, сексизма, классизма и колониализма, как внутренних так и внешних, но не иметь ни малейшего понятия, что Западная медицина, и в определенной степени и наука, являются составной частью этих институтов. Я принимал участие в конференцие по традиционной диетологии, где люди полностью понимали испорченность системы питания, как она разрушает землю, здоровье и общины, но они не осознавали, что то же самое делает и школьная система. Приводя пример исследований, связывающие диету и оценки по тестам, они говорят, «Если бы дети правильнее питались, то они бы лучше учились в школе,» представляя, что сидеть примерно в классе и хорошо писать тесты являются признаками здорового ребенка. Но когда мы осознаем, что наша школьная система приучает ребенка подчиняться авторитету, пассивности, и терпимости к скуке ради внешних наград, мы начинаем ставить под сомнение успеваемость в школе как показатель здоровья ребенка. Возможно, что здоровый ребенок это тот, кто сопротивляется обучению в школе и стандартизации, а не тот, кто получает хорошие отметки. Когда я ходил на образовательные конференции, где люди это понимали, однако (судя по той еде, которую ели участники и состоянию их здоровья) имели лишь поверхностную связь со своими телами и осознанием, что система питания столь же испорченна как и образовательная система. И практически везде куда бы я ни ходил, не важно насколько радикально настроенная была аудитория при обсуждении сельского хозяйства и образования и сексуальности и политики, когда дело доходило до проблемы, связанной с личным здоровьем, они непременно обращались к обычному врачу.

Долгое время активисты, работающие в этих сферах, оперировали словно из бункера, словно они имели дело с единственной аномалией в системе, которая не смотря на некоторые проблемы, в целом совершенно здорова. Не было понятно, что если кто-то работал скажем над тюремной реформой, посвятил себя другой стороне того же самого, над чем работает борец за органическое сельское хозяйство. К счастью, это меняется. Приходит неизбежная радикализация, когда люди понимают взаимосвязь всех систем и институтов, и их молчаливое участие в поддержании доминантных повествований. Наша тюремная система зависит от тех же устоев, которые содержаться в нашей продуктовой системе, образовательной системе и медицинской системе. Они все зависят от политических мировоззрений, тех же экономических механизмов, и тех же безличностных отношений.

Они также проистекают (и вносят вклад) из той же психологии или, как некоторые скажут, состояния бытия. Поэтому неизбежная радикализация, о которой я говорю, в конечном итоге распространится и на духовное достояние, под которым я опять же подразумевая не потустороннее, а то, что включает в себя такие вопросы как «Кто я?» «В чем смысл моей жизни?» и так далее.

Все больше и больше людей входят в новую историю на разных уровнях. Они налаживают связи между различными направлениями активизма, и они начинают задавать вопросы, которые раньше находились в эксклюзивной власти духовных искателей. Они также пытаются применить свои открытия к своим организациям и отношениям. Никакое направление жизни не может быть неподходящим для преобразования нашего мира.

В этой главе было достаточно того, что ущипнуло за живое практически каждого. Когда все вокруг разваливается, мы ищем защиты у знакомого института, на который мы можем положиться, как хранителя добра и правды. В этом веке таких больше не осталось: ни наука, ни образование, ни медицина, ни академия. Даже наша духовность, как вы видите, погружена в мысленные формы Разделения.

Прижиматься покрепче к разваливающемуся миру – это естественная реакция. Если вы реагируете эмоционально на мои нападки на одну из ваших священных коров, это скорее всего означает, что под угрозой оказалось нечто большее, чем просто ваше мнение. Возможно вы не согласны со мной относительно эффективности иглоукалывания или аутентичности кругов на полях. Это интеллектуальное разногласие или вы немного сердитесь? Какие окруженные эмоциями суждения сопровождают разногласия? Что я одураченный балда? Что я не понимаю простейшую науку? Что я не изучил улики, указывающие на несостоятельность моих мечтаний? Что мои верования возмутительные, презрительные и позорные? Вы объясняете презрение подобным измышлением, «Эти верования дают людям ложную надежду и отвлекают от решений, которые могли бы сработать»? Вы сердитесь по этой причине или есть что-то еще? Я обнаружил, что когда я эмоционально реагирую на идею, противоречащую моим верованиям, это обычно происходит по причине, что они ставят под угрозу мою историю мира или мою историю «я», создавая некую экзистенциальную тревогу. Я чувствую негативное вмешательство.

Я не имею ввиду, что если вы реагируете эмоционально на мои нетрадиционные заявления, это автоматически доказывает вашу неправоту и мою правоту. Это лишь означает, что ваше отвержение не имеет никакого отношения к доказательствам и логике. Мы используем доказательства и логику как инструменты для утверждения и определения наших верований, но мы обманываем себя, когда думаем, что они являются источником наших верований. Я вернусь к этой идее, потому что важно понимать процесс изменения верования; и ясно, что ради выживания нашего мира, много верований должны измениться.

Ссылки:

12. Необходимо отметить, что также как организованная религия содержит в себе ядро, которое не учит отчуждению, также мы можем говорить о различии между наукой как институтом и самим Научным Методом. Хотя можно поспорить, что Научный Метод напичкан неизученными допущениями (как например объективность: гипотеза о реальности не меняет реальность, и что возможно воспроизводить эксперимены, потому что переменные времени, места и экспериментатора не влияют на тестируемую гипотезу), в конечном итоге он подразумевает определенное желание менять и расширять верования как реакцию на новую информацию проистекающей извне.

13. См. мою статью «Синхронность, миф, и порядок нового мира» для изучения динамики несознательных конспираций.

14. Я нарочно не упомянул энергию ветра, поскольку по поводу нее у меня есть серьезные беспокойства связанные с окружающей средой, не смотря на то, что небольшие проекты показывают хороший потенциал. В конечном итоге решение заключается не в производстве как можно большей энергии, чтобы поддерживать наше современное общество. Оно заключается в том, чтобы наше общества, помимо других вещей, также использовало меньше энергии. Большая часть способов, которыми мы используем энергию в любом случае не приносит нам благосостояние.