Прекрасный мир, который знают наши сердца, возможен
Главы
Глава 11: Морфогенез (формообразование)
Иногда, когда я встречаю первопроходцев в определенных сферах альтернативной культуры, у меня появляется чувство, что выполняя маломасштабную работу, в маленькой экодеревне, изолированной тюрьме, индивидуальной общине, в военной зоне или зоне, где заправляют банды, они делают эту работу от лица всех нас, и перемены, которые происходят в низ, создают шаблон для всех нас, чтобы мы могли в короткое время сделать то, на что у них ушло десятилетия усилий и учебы. Когда я вижу, как мой друг Р., перед лицом невозможного, полностью исцелился от издевательств, которые она претерпела в детстве, я думаю, «Если она смогла исцелиться, то миллионы тоже справятся; и ее исцеление упрощает путь для остальных.»
Иногда я на этом не останавливаюсь. Однажды во время ретрита один мужчина показал шрамы оставленные на его пенисе когда ему было пять лет его приемным отцом к качестве наказания. Этот человек проходил через болезненный процесс внутреннего освобождения и прощения. Моментально я почувствовал, что он был здесь на Земле по единственной причине, чтобы получить и излечиться от этой раны, как акт оказания помощи всем нас. Я сказал ему, «Джей, если все, что ты сделаешь в жизни это вылечишься от этой душевной раны, ты окажешь миру огромную услугу.» Эта правда была ощутима всеми присутствующими.
Рациональный разум, погруженный в Разделение, сомневается в том, что исцеление имеет значение. Разум говорит, что это будет иметь значение только тогда, когда история станет публичной, превратясь в мотивоционный рассказ за пределом прямого влияния данного человека. Возможно исцеление Дж. оказывает влияние благодаря тому, что я о нем рассказал. Однако история лишь один из возможных векторов проявления более общего феномена. Один из способов, благодаря чему ваш проект, личное излечение, или социальная инициатива может изменить мир – это история. Но даже если никто не узнает о ней, даже если она останется невидимой для всех людей Земли, она окажет не меньшее действие.
Я имею ввиду принцип под названием «морфический резонанс», придуманный Рупертом Шелдреком. Он гласит, что основное качество природы это формирование схожих моделей: если что-то где-то происходит, оно заставляет тоже самое произойти где-то еще. Один из его любимых примеров это субстанции такие как тураноз и зилитол, которые долгие годы были надежными жидкостями, и внезапно стали кристализоваться по всему миру. Химики иногда проводят годы, пытаясь добиться кристаллизации субстанций; когда они наконец добиваются результата, то процесс становится легким для остальных, словно субстанция сама научилась этому.
Шелдрек предполагает, что этот феномен возможно объяснить «семенами-частицами» – маленькие кристалики, переносимые в бородах химика-путешественника, которые попадают в концентрированные растворы и инициируют кристаллизацию. Поэтому, говорит он, давайте проверим теорию морфического резонанса, поместив в карантин лаборатории опытный образец. Если кристалы по прежнему с легкостью образуются там, то это даказывает теорию морфического резонанса.
Я согласен с Шелдреком в том, что некоторые аспекты загадки кристаллизации невозможно объяснить «семенами-частицами», и что его эксперимент докажет их несостоятельность. Однако я не согласен, что даже если объяснение «семени-частицы» правдиво, то оно непременно отрицает существование морфического поля. В точности наоборот: общий принцип морфического резонанса действителен вне зависимости от вектора его перехода. Если эксперимент с карантином сработает, то можно также потребовать установки электромагнитного щита, поскольку «семя» может оказаться электромагнитной вибрацией. И могут быть прочие влияния, о которых мы не имеем представления. Шелдрек хочет отделить морфический резонанс от прямой причинности, но что если все эти причинные влияния не являются индукцией морфического поля, а примерами того, как поле работает? Здесь мы можем расширить сферу материи, чтобы включить в нее дух, нежели пытаться апелировать к чему-то за пределом материального, чтобы привнести разум в мертвый мир материи.
Вполне возможно, что когда другие слышат об этом, наши личные, межличностные и локальные трансформации достигают по истине глобального значения. Или же это эффект ряби: изменившиеся люди меняют других людей. Эти механизмы передачи, причины и следствия, на которые способен наш разум, настроенный на Разделение. То, что мы не в состоянии принять так это эффект наших действий не зависящий от этих механизмов, которые являются лишь способом применения общего метафизического закона. Даже если никто не узнает о вашем акте сострадания, даже если единственным свидетелм станет умирающий человек, эффект будет не меньший нежели если бы о нем сняли документальный фильм.
Я не предлагаю бросить использование конвенциональных способов продвижение работы. Я выступаю за уверенность в значимости всего, что мы делаем, даже когда наш взгляд не может увидеть загадочные, запутанные тропы, чрез которые наши действия приходят в большой мир.
Большая часть прекрасных действий содержит в себе бессмысленность. Разум Разделения не способен предвидеть действия, которые глубоко меняют мир. Представьте если бы Калле Ласн заботился бы о своей тещи, чтобы публично показать свой акт преданности. Это было бы лицемерно. Тоже относится и к проектам об устроении мира и экодеревень, которые вскоре превращаются в самосознательный имидж, служащий примером для остальных. Не думайте, что вам необходимо написать книгу о своем жизненном опыте, чтобы он возимел большой эффект.
Книга придет, документальный фильм об устройсте мира, но обычно сперва необходима временная задержка, пространство, чтобы заниматься чем-то ради самого дела, время внутренней фокусировки на цели, а не мегацели. Волшебство придет именно из этого места. Оттуда течет синхронность; нет смысла давить, лишь учавствовать в происходящем, которое обладает собственным разумом. Вы оказывается в нужном месте, в нужное время. Вы отвечаете на практические нужны.
Вы верите, что меняя утку престарелой женщине вы способны изменить мир? Если вы будете этим заниматься, чтобы изменить мир, то ничего не выйдет. Если же вы это делаете, потому что ей это необходимо, то мир изменится.
Много лет назад моя в то время жена Петси работала риэлтером. Мать ее клиента, г-жа К. была тяжело больна и жила в полуразвалившемся доме за городом. Однажды Петси пошла к ней домлй, чтобы сделать замеры и обнаружила г-жу К. лежащей на полу в собственной моче и экскрементах: она была не в состоянии поднятся. Петси два дня чистила за ней и накормила ее супом, который она купила для себя – единственная питательная еда, которую г-жа К. поела за долгое время, потому что ее сын работал на двух работах и жил в часе езды от ее дома. Г-жа К. вскоре умерла; а день спустя крыша ее дома рухнула, словно она держалась на привычках и памяти г-жи К.
В то время Петси не могла представить, что ответ на человеческую нужду способен изменить мир. Это ей не приходило в голову, да и не должно было. Ее выбор оказать помощь пребывал между состраданием и требованиям занятого графика работы. Часть ее мозга говорило: «Просто позови в полицию, ты пропустишь следующую встречу, это не твоя ответственность, это не имеет значения…» Но на каком то уровне она знала, что это имеет значение. Столь много голосов просят нас забыть о любви, забыть о человечности, пожертвовать настоящим моментом ради того, что кажется практичным. Здесь находится лекарство от отчаяния: избавившись от иллюзии практичности, оно связывает нас с настоящими потребностями и дает возможность бесмысленным, непрактичным действиям творить чудеса.
Принцип морфического резонанса оправдывает наше ощущение важности этих бесмысленных, невидимых действий. Какое морфическое поле включается от веры в сострадание? Представте если бы наши политики и бизнесмены оказавшись в этом поле, стали действовать от сострадания, а не расчетов, от человечности, а не абстракных инструментальных мотивов.
Без сомнений некоторые из вас думают, «Айзенстайн считает, что если бы каждый заботился бы о своей бабушке и собирал мусор в парке, то глобальное потепление, империализм, расизм и другие катастрофические проблемы, стоящие перед человечеством решились бы сами по себе. Он превносит опасную пассивность, чванливую веру, которая заставляет людей думать, что они делают что-то важное, в то время как мир вокруг них продолжает гореть.» Последние главы покажут со всей определенности, что Айзенстайн так не думает, но позвольте мне адресовать эту критику прямо сейчас; поскольку я слышал ее не только от других, но гораздо чаще раздающуюся из моей собственной головы.
Личные, локальные и невидимые действия, которые я обсуждал, не исключают другие виды активности, типа написания книги и организации бойкота. На самом деле зов сердца и чувство необходимости склоняют к активизму в не меньшей степени. Я думаю о цельном движении в межсуществование, и действиям, проистекающим оттуда согласно ситуации. Вселенная взывает к различным нашим дарам в разное время. Когда мы слышим зов к маленькому и личному, давайте ответим на него, чтобы мы смогли развить его до того, как возникнет потребность в более значительном и общественной. Давайте перестанем слушаться логике Разделения, которая низко ценит маленькое и личное.
Также как векторы морфического резонанса могут быть вполне обыденными, также и наши действия по созданию невозможного, сами по себе могут оказаться вполне прямыми и практичными. Мы всего лишь не способны понять, как они согласуются. Многие из нас под воздействием планетарной ситуации пытались сделать большие дела, которые ни к чему не привели. Мы пишем книги и никто не публикуют их. Мы кричим правду со страниц наших блогов, но никто ее не понимает, кроме групки верующих. Но иногда все вдруг становится по другому. Когда и почему?
Когда мои два старших сына были маленькими, несколько лет я был без работы и жил в мире подгузников и продуктов питания, одновременно пытаясь написать свою первую книгу. Часто я чувствовал подавленно, пытая себя мыслями вроде, «У меня есть столь важных мыслей, которыми я хочу поделиться с миром, а мне приходится менять подгузники и целыми днями готовить еду.» Эти мысли отвлекали меня от присутсвия дара и я отдавал меньше энергии детям. Тогда я не понимал, что когда я оставлял написание книги, и всецело посвещал себя детям, эффект, оказанный на вселенную был столь же сильный, как и от книги, которую я напишу. Мы не всегда видим это, но все имеет кармический эффект или как гласят Западные религии: Бог все видит.
Представьте себя на смертном одре. Вы вспоминаете свою жизнь. Какие мгновения покажутся вам самыми ценными? За какие выборы вы будете особенно благодарны? Для Петси воспоминание о том, как она позаботилась о г-же К. будет важнее, чем любая недвижимость, которую она продала. Для меня – воспоминание о том, как я толкаю игрушечные машинки с Джими и Мэтью на холм, будет значительно ценнее, чем любое публичное достижение. На смертном одре я буду благодарен каждому выбору, который связал меня с любовью и служением людям.
Вы можете противопоставить что-либо вселенной, в которой восприятия на смертном одре не верны? Вы можете противостоять вселенной, в которой мы должны железной хваткой взяться за спасение планеты и проигнорировать эти вещи?
Разве вы не видите, что железная хватка в попытке подняться выше нашей человечности привела нас к этому безобразию?
Это старая история. Мы почти закончили самозахват, также как мы почти закончили захват природы. Хорошо что наше вступление в мир межсуществования больше не нуждается в противоречии тому, что учит нас наука о природе реальности. Мы можем начать признавать научные парадигмы, которые подтверждают понимание того, что вселенная наделена разумом, целью и является единой. Эти новые парадигмы вызвали гнев у старой гвардии именно потому что они подтверждают это понимание. Поэтому из называют «псевдонаучными» или «ненаучными» – не из-за того, что они базируются на худших доказательствах или бессвязном мышлении, но из-за того, что они нарушают глубокие, неоспоримые допущения о том, что стоит за словом «научный».
Давайте реалистически посмотрим на вещи. Если у всего есть сознание, то наша вера в то, что возможно и реалистично, ограничена. Мы на грани эпохального прорыва: происходит устанавление связи с разумом природы. Чего мы сможем добиться, когда придем к гармонии с ней? Я имею ввиду противоположность тому, что подразумевается под «реалистически посмотрим», что означало бы игнорирование неподдающегося подсчетам и субъективного в пользу количественного и контролируемого. Этот менталитет оставил недосягаемым огромные человеческие ресурсы: технологии воссоединения, которые включает в себя то, что мы теперт называем «альтернативным» и «холистическим». Все это так или иначе черпается из принципа межсуществования.
Противоречие между маленькими, личными актами милосердия и шагами, направленными на спасение окружающей среды – это соломенное чучело, контрпозитивная реторика, сконструированная циниками, чтобы дать голос ране бессилия. На самом деле, привычка действовать согласно любви ествественно применится ко всем нашим отношениям, увеличивая вместе с тем наше понимание. Акты экологического и социального исцеления, пока они искренни и в тайне не пытаются создать собственную состоятельность и удостовериться в собственной доброте, столь же бессмысленны как и малые, личные дела. Они бесмысленны потому что они капля в море. Что может сделать один человек? Как я уже говорил отчаяние неизбежно в старой истории. Альтернативная, межсвязная, разумная вселенная дает силу подобным действиям, но активист платит за это тем, что маленькие действия, не входящие в парадигму о спасении мира, также обретают силу. Кампания по привлечению общественного внимания к изменению климата не более и не менее важна чем замена утки в доме для престарелых. Но опять же, неужели вы бы хотели жить в ином мире?
*
Один друг спросил меня, «Если это правда, что мы находимся на развилке планетарной истории, где все люди собрались вместе в момент перерождения, тогда почему мы не видим великих аватаров и чудотворцев?» Мой ответ был следующий: они уже здесь, но работают за кулисами. Кто-то из них может быть медсестрой, сборщиком мусора, учителем в детсаде. Они ничего не делают большого или публичного, ничего такого, что в в наших глазах выглядит как сбор чудес, необходимых для спасения мира. Наши глаза лгут нам. Эти люди удерживают полотно мира. Они пребывают в пространстве, которое мы должны занять. Важно делать большие, публичные дела, которые требуют от нас смелости и ума, но требуется не меньше веры и целостности для невидимых, скромных действий таких людей как учителей детсада.
Какие бы у вас ни были причины при выборе осуществления больших или маленьких дел, пусть они не будут безотлогательными, поддерживаемыми страхом, что только большие, общественные дела имеют шанс на оказание влияния на массы и спасении мира. Как я позже опишу в этой книге, часть революции, в которой мы участвуем, заключается в революции принципа по которому мы принимаем решения. Старый мир сгодится, чтобы делать возможное. Когда у нас есть карта, то мы сможем дойти из точки А в точку Б, следуя направлениям, указанным на карте. Но не сейчас. Результаты вычислений не достаточны. Нам необходимы чудеса. Мы поймали отблеск конечного пункта, который предвидит надежда, но мы понятия не имеет как туда добраться. Мы движемся по невидимой тропе без карты и не видим куда ведет поворот.
Я хотел бы сказать, что новая история предоставляет карту, но это не так. Она, однако, убирает туман привычек и верований, остатки старых парадигм, которые заслоняют нашу внутреннюю систему навигации. Принципы межсуществования сами по себе не предлагают формулу для принятия решений. Даже если вы примите, что «я и мир едины», вы не сможете различить, что принесет больше пользы разумным созданиям- если вы останетесь дома и сократите выбросы диоксила углерода в атмосферу или поедите на выступление против фрекинга. Попытка расчитать – это модель старой истории, которая ищет способы все подсчитать, сплюсовать эффекты любого действия, и сделать соответствующие выводы. Этот способ принятия решений полезен лишь в определенных, узких обстоятельствах – в особенности, когда причины и следствия более или менее линейны. Это подходит для многих инженерных и финансовых решений. Это мышление для взвешивания рисков и приносимой выгоды. Новая история – значительно больше, чем просто изменение, которое ставит новую оценку рискам и ищет новую выгоду. Она не поможет вам сделать выбор для расчетливого ума. Но она предоставит нам логическую базу, в которой наши душевные выборы имеют значительно больше смысла.
Ссылки:
9. Эти допущения также определяют, что можно публиковать, а что нет, что с легкостью пройдет оценку коллег, а что будет подвергнуто жесткой проверке, какое исследование получит финансирование, а какое нет. Это выборочные причины почему некоторые рельные феномены остаются «научно недоказанными.»