«Когда мы наталкиваемся на то, что считаем «зло», оно угрожает самовыживанию нашего эго. Мы настолько заняты сохранением нашего существования перед лицом угрозы, что совсем четко не видим эту вещь.»
-Чёгям Трунгпа
Иногда в вопросах и ответах, а также в комментариях в интернете, я наталкиваюсь на обвинение, которое я игнорирую: «темная сторона человеческой природы.» Я бы хотел разложить это заявление. Что является темной стороной человеческой природы? Разумеется это означает нечто большее нежели «иногда люди совершают ужасные поступки», потому что если никто не хотел или не намеревался причинять вред, то в человеке есть нечто очень темное. Кроме того все те, кто читал мои работы знают, что я в курсе о тех ужасных вещах, которые люди творят друг с другом и планетой. Нет, когда мы говорим о темной стороне человеческой природы, мы допускаем: мы делаем плохие вещи друг другу, потому что в нас есть нечто плохое. Мы несем в себе зло, злобу, эгоизм, жадность, жестокость, насилие, ненависть и бездушие.
С одной стороны тривиально говоря это правда: все это составляет часть человеческого опыта. Даже если обстоятельства вытягивают их, они должны быть там для этого. Но если бы это было единственной причиной, то ответ был бы прост: измените обстоятельства, вызывающие зло. Не легкая работа: эти «обстоятельства» включают в себя всю основу цивилизации до основопологающей мифологии Разделения и Восхождения. Однако, более красивый мир по прежнему возможен.
Насколько я понимаю критики говорят нечто большее: «Зло не только является проблемой наших институтов, хотя многие из них, например денежная система, преветствуют и вознаграждают зло. Зло предшествует всему этому; действительно наши злые институты были созданы и навязаны злыми людьми. Более того эти люди по-прежнему вокруг нас. Они не разрешат вам изменить систему. «В мире есть зло, Чарлз, фундаментальное зло. Если ты будешь тешить себя надеждами, что его возможно исцелить, оно воспользуется тобой. Со злом надо воевать и победить его.»
Некоторые из критиков проецируют зло в форме злой группировки Иллюминати, которая тайно управляет миром; другие предлагают более тонкий подход и находят зло также в себе. В любом случае они смотрят на него сквозь призму его присутствия.
До того, как я отвечу на критику, я чувствую, что важно объяснить, что я осведомлен о худшем, что происходит в мире. Я знаю о чем говорят люди о институционном и личном зле. Чем это еще может быть, когда международные кредиторы берут проценты по оплате со стран, где голодают дети? Что это может еще быть, когда женщин в Конго протыкают штыками? Что это может быть еще когда младенцев вешают? Что это может быть еще, когда людей пытают электроприборами и кусачками? Что это может быть еще, когда младенцев насилует на вебкамеру? Что это может быть еще, когда детей убивают перед глазами родителей за их борьбу за повышение оплаты труда? Что это может быть еще, когда детей индейцев Северной Америки посылают в интернате, чтобы они потеряли свой язык и иногда свои жизни? Что это может быть еще, когда тропические леса вырубают ради денег? Что это может быть еще, когда токсические отходы сбрасывают в реки? Что это может быть еще, когда города сравнивают с землей атомными бомбами ради демонстрации? Жестокость и ханджество на нашей планете не знает границ. Самые жуткие вещи, которые вы можете себе представить уже были проделаны одними людьми над другими. Если не из-за зла, то отчего?
Любой взгляд на мир, который не принимает реальность этих вещей, в конце концов не станет источником оптимизма, веры, и смелости. Рожденные в мире, где происходят эти вещи, мы все несем на себе их отпечаток. Лучше быть осведомленным. Для меня важно читать о геноциде, смотреть на фотографии добычу битума, читать о сокращение лечных массивов, и слышать индивидуальные истории от людей, которых коснулась война, тюремная жизнь, и так далее. Только когда ища масое ужасное мой оптимизм может быть естественным. Обычно маленькие, личные рассказы не дают мне покоя. Например, в Калифорнии я встретил женщину, которая отказалась сажать на очередную таблетку своего сына, которую ему выписали, потому что как она сказала, каждая новая таблетка делала его все более и более больным. Ему прописали 20 и она дошла до ручки. Поэтому служба по заботе о детях забрали его у нее. Через месяц ребенок умер. Я ношу в себе сотни подобных историй, куда бы я не приезжал.
Если у вас есть глаза видеть и уши слышать вы часто встретите чудовищные рассказы и похуже. Вы смогли бы взглянуть в бездну отчаяния не упав в нее? Вы был могли противостоять их приглашению к ненависти, ярости, борьбе со злу? Это приглашение связано с отчаянием: согласно логике войны, зло сильнее добра. У него нет чувства вины и морали. Он будет использовать любые возможные методы. Поэтому нет надежды в повествованиях, в которых безнадежно злые Иллюминати контролируют мировые правительства, корпорации, армию и банки.
Я хотел бы указать на другое предложение, которое есть у ужасных истрий. Это обещание: «Я сделаю все возможное, чтобы создать мир, в котором этого не произойдет.» Интегрирование этих истории в мое осознание становится сывороткой от по прежнему доминирующей Истории Мира, а которой все вещи такие какими и должны быть.
Много лет назад моя тогдашняя жена Пэтси посетила ясли-на-дому с идеей найти место, где Филип смог бы проводить время с другими малышами час-два в день (ни один из нас не верил в обычне ясли). Она вошла и увидела двух женщин, которые заботились о детях с нулевого до четырехлетнего возраста с помощью электронной няни – телевизора. Один из малышей, ему было месяцев девять, только что научился ползать. Он не мог этого делать потому что он был внутри «манежа», то есть клетки. Он не плакал, он просто там сидел. Пэтси пожалела беднягу сидящего в заперти. «Почему он не может выйти?» спросила она. Женщина, которая была за главного, ответила: «Смотрите насколько мы здесь заняты. Он везде лезет. Мы не можем ему этого позволить, котда здесь столько детей, которых надо накормить, поменять подгузники, наблюдать…»
Пэтси забрала его из манежа. Как только она это сделала, его лицо расплылось в улыбке. Наконец то он может ползать! Здесь и там, быть с другими детьми. Ему выделили 15 минут. Пэтси ушла и малыш вернулся в клетку. У него было всего лишь 15 минут.
Когда я услышал эту истории я пообещал себе: «Я сделаю все, что смогу, чтобы младенцев больше не запирали в клетках.» Небольшой ужас в длинном списке ужасов нашей цивилизации, но этот случай запал мне в душу. И я увидел как это связанно со всем, что происходит сейчас, человеческие жертвы ради эффективности, перевод в деньги интимного, и установление режима контроля над всеми сферами жизни. Я снова спросил себя: «Как мы достигли такого положения вещей, когда младенцев необходимо помещять в клетку?» Младенец в клетке – это одна маленькая, но интегральная прядь в общей Истории Мира.
Мир, в котором младенцев помещают в клетку, не говоря уже о убийстве мачете, невыносим. Хорошее определение Ада – это не иметь выбора, как выносить невыносимое. Наша История Мира не дает нам способа остановить это, поскольку зло – в виде генетической корысти или демонических сил – это изначальная сила во вселенной. И вы лишь крохотный исндивидуум в океане других. Поэтому наша История Мира отправляет нас в Ад.
Та женщина, что заботилась о детях не была злой. Она торопилась, была занятой и жила в истории, согласно которой все что она делала было правильно. Вопрос о зле может свести к следующему: Эта женщина на той же волне со слишком амбициозным исполнителем приговоров, продажным политиком, и так до садистского мучителя? Или же есть разрыв, стоящий между обычной человеческой ущербностью и настоящим злом? До того, как мы решим, мы должны понять какие «обстоятельства» могут привести к самым чудовищным действиям.
Возможно мы можем увидеть человеческую природу, как условную реакцию на обстоятельства столь вездесущие, что мы не можем их считать условными. Одушевление «другого», которое позволяет нам причинять боль, и истории, которые его содержат, присутствуют так или иначе среди коренных племен, и из них состоит скелет нашего общества. Мы не знаем как вы выглядела человеческая природа в обстановке, определенной Историей Межсуществования. Мы не знаем, что значит расти в обществе, которое подтверждает нашу взаимосвязь и культивирует связанные с нею восприятия, чувства, мысли, и верования. Мы не знаем каков был бы опыт жизни если бы не знали самоотрицания и осуждения. Мы не знаем как бы мы отреагировали на условия изобилия, а не скудности. В «Священно экономике» я написал: «Жадность – это ответ на скудность.» (Если у всех людей есть всего достаточно и общество живет в экономике обмена, которая вознаграждает щедрость, то жадность бессмысленна.) Мы можем расширить это допущение и сказать: «Зло есть ответ на восприятие разделения.»
На одном ритрите я попросил участников походить в своих раздельных «я». Они должны были смотреть на солнце как шар из соединения водорода деревья как древесную ткань; они должны были слушать песни птиц как генетически запрограмированные звонки и разграничители территории. Они должны были смотреть друг на друга как на хватающих, эгоистичных эгоистов, а на мир как на арену борьбы. И им напомнили, что часики тикают. Когда мы поделились мыслями после эксперимента, один из участников сказал: «Я почувствовал как во мне кипит злость. Я хотел ударить кого-то, убить что-то.»
Эти ощущения, которые я попросил от участников опробовать на себе - воздух, которым мы дышим в качестве членов современного общества. Они есть косвенные верования нашей культуры. Не удивительно, что мы настолько сердиты. Не удивительно, что мы столь жестоки. А кто бы не был, погруженный в такой мир?
Я не хочу опровергнуть тот факт, что вокруг полно опасных людей, людей, который настолько прониклись Разделением, что одно лишь чудо способно их изменить. Такие чудеса иногда происходят, но я бы не стал на них слишком расчитывать. Опять же, если бы вооруженный грабитель напал на моих детей, я скорее всего применил бы силу, чтобы остановить его и меня бы мало волновало какую травму он испитал в детстве. Момент опасности не самое лучшее время целить такую травму.
Хотя может быть это то самое время. Я обнаружил – как и другие обнаружили в экстремальных ситуациях – что действие с точки зрения понимания единства всего, нежели страха приводит к потрясающим результатам в напряженной ситуации. Враждебность приводит к враждебности, а доверие ведет к доверию. Я не утверждаю, что оно «работает» каждый раз, но обрывание обычного повествования дает возможность другого исхода. Реакция на кого-то без страха даст им понять: «Ты не опасен. Я знаю, что ты хороший человек.» Это создает новое повествование, в которое они могут ступить. Они могут отказаться от этой роли, но по крайней мере возможность предоставлена.
Не так давно мой сын-подросток продал одну из своих вещей за 75 долларов соседскому дворовому парню. Парень встретился с ним, но вместо того, чтобы дать Джими деньги, он схватил его вещь и убежал. Джими погнался за ним, но тот сумел убежать. Другой подросток, член групировки, все видел и спросил Джими почему тот побежал за парнем. «Я тебе помогу. Я знаю, где он живет.» Джими сказал, что потом поговорит с ним об этом. Этим вечером он рассказал мне историю и спросил меня как ему поступить.
Я подумал об этом несколько секунд и сказал: «Ты в позиции силы и думаю ты сможешь вернуть свои деньги силой. Но если ты пойдешь с парнем с пистолетом к нему домой ты знаешь чем все это закончится. Парень захочет отомстить, тебе или кому то слабее. Цикл насилия будет продолжаться. Вместо этого почему бы не изменить ситуацию? Ты можешь послать сообщение парню с пистолетом: «Если он так хочет эту вещь, пусть оставит себе в качестве подарка. Это всего лишь вещь.» Я объяснил Джими, что этот подход не сработает если у него не было бы преимущества, иначе это показалось бы капитуляцией. Но так как всё осбтояло этот подход выглядел совершенно необычно.
Джими сказал, что подумает об этом. Он не стал делать как я ему сказал, но позвольте мне рассказать, что произошло после этого. Позже на той же неделе Джими организовал встречу с вором. Он пришёл со своим другом, экспертом по боевым искусствам. Вор привёл с собой двух своих друзей. Он сказал, что ему нужна это вещь и он не будет за нее платить. Два его дружка подстегивали Джими, чтобы он стал с ними драться. Джими (который ростом 185 см и также изучал боевые искусства) сказал: «Забудьте об этом, я не буду драться из-за этой ерундовой материальной вещи. Остав ее себе. Мне не нужны твои деньги.»
Вор очень удивился. И тогда он сказал: «Знаешь, это неправильно. Мне не нужно было ее брать у тебя вот так. Как насчет 50 долларов? Это все что я могу себе позволить.»
Начав с истории вражды, они достигли понимания в человечности.
Панчо Рамос Стирле заведует домом мира на границе территорий двух банд в районе, который считается одним из худших в Окленде, Калифорния. Люди рассказали мне, что больше чем один раз местные заходили в дом с желанием украсть или убить, а в результате стали работниками мира.
Много лет назад Панчо учавствовал в протесте в университете Беркли, где он делал докторат по астрофизике. Он состоял в группе, учавствующей в голодовке, в качестве протеста против участия университета в разработке ядерного оружия. После девяти дней университету надоело и они позвали полицию, чтобы те сделали из группы голодающих пример для других. Полицейские разбили живую цепочку протестующих и один из полицейских поднял маленького Панчо в воздух и швырнул о бетон, а потом пристегнул наручниками.
К этому моменту большинство из нас на его месте стали действовать согласно привычка разделения. Мы бы ответили ненавистью, сарказмом, суждением. Не имея физической силы побороть полицию, мы бы попытались публично унизить их. Я бы спроецировал все мои негодования от несправдливостей этого мира на данного полицейского. Наконец то есть кого ненавидеть и кого обвинить. Чем больше меня наказали, тем более благодарным я бы себя чувствовал, мучеником, невиновным. В этом есть что-то притягательное: ненавидеть бесчеловечного человека без причины. Вы чувствуете себя освобождённым. И индивидуализируя зло, проблемы мира кажутся проще – нужно просто избаивться от этих ужасных людей.
Но Панчо поступил иначе. Он посмотрел полицейскому в глаза и сказал с любовью и восхищением: «Брат, я тебя прощаю. Я не делаю это для себя или для тебя. Я делаю это ради твоих детей и детей твоих детей. Полицейский на секунду растерялся. Тогда Панчо спросил как его зовут: «Брат, дай я отгадаю, ты любишь мексиканскую еду.» Неловкая пауза. «Да.» «Ну, я знаю одно место в Сан Франциско, в котором подают самые лучшие карнитас, фахитас и касадияс, и вот что, когда я с этим делом закончу и ты закончишь, я хотел бы закончить эту голодовку с тобой. Что скажешь?»
Удивительно, но полицейский принял приглашение. И как он мог отказаться? Он ослабил наручники Панчо и других протестующих. Сила действий Панчо происходили с точки зрения другой истории, и стоя столь уверенно он удерживал пространство для других людей, таких как полицейский.
Тао Те Чинг говорит: «Нет ничего хуже недооценивать вашего врага. Недооценивание вашего врага означает, что вы считаете его воплощением зла. Таким образом вы разрушаете ваши три сокровища и сами становитесь врагом» (стих 69, перевод Митчела). Истории Панчо и моего сына иллюстрируют это. Я с содроганием думаю о бедах, которые могли бы произойти от «недооценки» врага. Даже если бы полицейский был унижен и наказан, даже если бы вор был подавлен, настоящий «враг» остался бы на свободе. Уровень ненависти в мире не уменьшился бы.
Я хочу уточнить: чтобы слова произнесённые Панчо возимели необходимый эффект, они должны быть совершенно искренними. Если вы их говорите неискренне, если вы их произносите ради того, чтобы показать вашему преследователю, что он злодей поскольку отказывается от вашей анти-насильственной любвии доброты, тогда он скорее всего отреагирует злодейством в вашу сторону. Люди, в особенности полицейские, знают когда ими манипулируют и им это не нравится. Цель ненасильственной реакции не в том, чтобы показать какой вы хороший человек. Она приходить от простого понимания правды. Панчо имел в виду то, что говорил. Он знал, что полицейский не хотел этого делать. Он смотрел на него с непоколебимым знанием: «Ты на самом деле не такой. Твоя душа слишком прекрасно, чтобы это делать.»
Слушая и наблюдая за подобными историями усиливает мое собственное присутствие в Истории Межсуществования. Возможно зная историю Панчо, когда я попаду в ситуацию, бросающую вызов моему присутствию в новой истории, я смогу лучше удержаться в ней. Разумеется в сталкиваюсь с подобными вызовами каждый день. Меня не избивали полицейские, но каждый день я вижу людей, которые делают вещи словно призывая меня признать в них «других», демонизировать их, и искать способы наказать и манипулировать ими. Иногда мне кажется, что целые газеты посвещаны тому, чтобы выработать подобное восприятие у читателей. Они призывают нас в мир беспардонных, ужасных людей и учат нас действовать таким же образом в наших социальных отношениях.
Несколько недель назад я выступал в Англии на тему меняющейся мифологии нашей культуры. Описывая научное измерение этого сдвига, я упомянул не только удобоваримые сдвиги парадигмов такие как горизонтальная передача генов и экологическая зависимость между видами, но также и спорные примеры: морфические поля и память воды. Один человек из аудитории закатил глаза и фыркнул: «Да, ладно!» Эмоция за этим заявлением была ощутимой и я стал защищаться. Что мне нужно было делать? С точки зрения силы, мой ответе должна была быть попытка побороть этого человека, и признаюсь с этого я и начал. Я начал с рассказа о моём знакомстве в Рустумом Ройем, одним из величайших учёных 20 века, признан практически всеми учёными-материалистами как основателя этой дисциплины, раскрывшего механизмы наноструктурирования и микроструктурирования воды. Я уже собирался продолжить с научным докозательством памяти воды, который упомянул бы исследование Джеральда Поллака из Университета Вошингтона, уничтожение личности Жака Бенвениста, и так далее, когда я заметил угрюмое выражение на лице моего опонента. Очевидно, что отрицание памяти воды было идеологическим, не основаном на чтении трудов, поэтому он бы не готов вести со мной дебаты. Он бы бы только оскорблён. Я бы победил, ну и что? Этот человек изменил бы своё мнение? Скорее всего что нет. Он скорее всего решил бы, что у меня предвзятое мнение, он бы вернулся домой и прочитал бы о памяти воды на сайте скептики точка ком. И его вера лишь усилилась бы.
Не желаю быть агентом унижения, я избрал другой подход. Я отметил аудитории, что за этим вопросом кроется много эмоциональной энергии. Почему? Разумеется, сказал я, мы имеем дело не просто с интеллектуальным разногласием. Откуда берётся эмоция? Возможно, сэр, что вы глубоко заботитесь о планете и считаете фантастические верования, как отвлечение о необходимой, практической работы, которую мы должны сделать. Возможно вы видите вред, который наносит невежество науки, в климатическом изменении климата. Возможно оттого, что восхитительные возможности вызывают у на страх, потому что мы живем в цивилизации, в которой восхитительная возможность челочеческой жизни была систиматически предана нашей системой образования, воспитания, религии, экономики и закона. Возможно мы боимся распада наших взглядов на мир, которые подразумеваю значитедьные сдвиги парадигмов.
Человек не успокоился; он вскоре встал и вышел. Но несколько человек потом сказали мне, что это был самый значемый момент встречи. Кто знает, возможно опыт быть неоскорблённым добавил еще немного лёгкого груза любви в его событейный инвентарь.
Лучшая победа, говорит Сан Цу, это та, когда проигравшие не понимают, что проиграли. В старой истории мы преодолеваем зло и оставляем врага барахтаться в грязи, плачущего и скрежещущего зубами. Больше этого не будет. Каждый станет участником этой поездки. В новой истории мы понимаем, что каждый человек, оставшийся позади оскудняет цель. Мы видим каждого человека как обладателя уникальных линз по наблюдению за миром. Мы спрашиваем себя: «Какую правду этот человек способен увидеть со своей перспективы, которая мне невидима?» Мы знаем, что в ней что-то есть; что действительно каждый их нас занимает разное место в матрице всех существ именно для того, чтобы привнести уникальный опыт в нашую эволюционирующую общность.
Ш не знаю, изменило ли столкновение с Панчо жизнь полицейского. Я знаю, что каждый опыт людьми, вместе с опытом ненависти вписанна в эту историю и отрицает логику Разделения.
Я думаю, что эти истории указывают на то, что действие межсуществования не приравнивается к пасивности или разрешает насилию произойти. И совершенно точно оно не игнорирует происходящее в мире. Иногда меня критикуют, что я слишком циничен, типа: «Чарлз, ты что не понимаешь? Всё хорошо. Вы все едины. Все эти «плохие» вещи происходят ради нашего роста. Давай сконцентрируемся на благословениях и будем избегать негативные вещи. Ты критикуешь технологию, но интрнет позволяет мне общаться с моим сыном в Китае. Всё происходит идеальнейшим образом.» Я не согласен с этой точкой зрения, или скорее, я считаю, что она представляет собой частичное понимание метафизического принципа. Надеть розовые очки и сознательно игнорировать боль и уродство мира это тоже самое, что строить дорогу поверх токсичной свалки в надежде, что она испариться. На определённом уровне это правда, что «всё хорошо» - но это включает в себя наше чувство, что нечто очень не в порядке. И вот это ощущение и огонь, который он в нас зажигает, чтобы создать более прекрасный мир, который позволяет «всё хорошо» свершиться. Идеальность происходящего включает в себя неидеальное. Сопротивление «негативности» есть форма негативности, оно подтверждает сомнение, страх и пр. действительно негативны. Но у них есть важная роль как и у всего остального. Отрицание боли и страха – это отрицание наличия тёмной стороны. Действие из межсуществования не отрицает ни единый факт жизненного опыта, с которым мы сталкиваемся. Оно подразумеваем освобождение от обыденной интерпретации этих жизненных опытов. Это может быть сложно, потому что эти интерпретации не только поддерживаются окружающей культурой, невидимыми и очевидными способами, они также являются защитой от глубоких ран Разделения, которые несёт в себе почти каждый из нас.
Разрешите повториться. Ненависть и История Зла – защита от раны Разделения. Мы должны содрать эту повязку и уделить внимание этой раге, чтобы она смогла зажить. Иначе мы будем продолжать действовать от Разделения, и мы создадим его еще больше, сами того не подозревая, во всём, что мы делаем. Вы можете взглянуть в пропасть ужасных зверств и не углубиться в ненависть? Вы можете присутствовать перед зияющей, болезненной ране, которую эти истории обножают? Вы можете дать ей поболеть, зная, что интегрирование этой боли есть акт понимания, мудрости и эффективности гораздо превосходящее победу над врагами?
Я собирался сказать, что действие межсущестования не есть капитуляция перед злом, и требует значительного мужества. Но потом я понял, что такая постановка привязывается к мысли о разделении. Это подразумевало бы, что те, кто не делает этого не достаточно мужественны, и нужно выращивать с вебе мужество, чтобы действовать с позиции любви. На самом деле, происходит следующее: наше погружение в Историю Межсуществования создает мужество.
Возможны ситуации, при которых приходится прибегнуть к насилию, но насколько мы привыкли к отчуждению, мы группируем практически каждую ситуацию в эту категорию. Насилие может быть очень тонким, одетый в одежды вроде «призывать их к ответу», который обычно является кодом к унижению, пристыжению и ретрибуции. Редко у нас есть воображение, смелость или умение действовать с точки зрения прочувственного понимания агрессора, или дурака. Такие слова как дурак, идиот, чёкнутый, лжец, апологет, империалист, расист и так далее заранее приглашают нас в диспозиционную веру, что люди ими являются. Разделение вмонтированно в наш язык. Теперь вы видите глубину революции в людях, которую мы предпринимаем? Вы разве не видите насколько сильным является контекст, который обуславливает видение зла как факт мира?
Даже если читатель не убеждён, что не существует элементарного, основопологающего зла, по крайней мере должно быть понятно, что большую часть времени то, что мы называем зло зависит от ситуации. Даже если читатель по прежнему верит, что существует «пропасть, разделяющая обычную неидеальную человечность от поистине злого», вполне очевидно, что мы заменяем первое вторым. Это крайне важно, потому что зло может побороть превосходящей силой, всё остальное изменено путём изменения ситуации, тотальность внутренних и внешних обстоятельств. По большей части эти обстоятельства состоят из многих слоёв истории, начиная с личной и культурной Истории Эго.
На этом уровне мы должны работать если мы хотим создать общество другого типа. Мы должны стать рассказчиками другого мира. Мы рассказываем историю не только словами, но и действиями проистекающими из этой истории. Каждое подобное действие показывает всем, которые наблюдают, что существует другой мир, другой способ видения и бытия, и что вы не безумец если вы в это верите.
Каждое щедрое действие это приглашение к щедрости. Каждое смелое действие это приглашение к смелости. Каждое действие сомоотдачи это приглашение к самоотдачи. Каждое действие исцеления это приглашение к исцелению. Я уверен, что вы чувствовали это приглашение будучи свидетелем подобных действий.
Однажды я прочитал новость об аварии поезда в Перу. Путешественники и туристы оказались в гористой местности без еды и тепла. Многие бы умерли той ночью если бы не жители местной деревни, которые пришли с одеялами, чтобы согреть людей. Это были бедные жители и они отдавали последние одеяла.
Прочитав эту историю я почувствовал насколько ничтожными кажутся мои страхи, насколько скованно моё сердце, и насколько кроечна моя щедрость. Я почувствовал как во мне что-то открылось. Если эти жители деревни могут дать посление одеяла, то я точно не должен волноваться о своём финансовом будущем. Я могу дать. И всё будет хорошо.
Эту историю можно трактовать и решить, что эти жители намного богаче чем я. Давайте попробуем придумать новое определение богатства: «лёгкость и свобода быть щедрым». Возможно у этих людей есть то, что мы в гонке за деньгами и их иллюзорной безопасности, ищем отыскать. Во-первых, они в общинеи знают, что о них позаботятся. Это не так в денежной экономике такой как наша. Во-вторых, у них есть глубокая привязанность к земле и понимание кто они такие. Чрез их отношения они знают кто они. Такое богатство никакое количество денег неспособно заменить. Нам современным людям, без связи с окружающим миром и людьми, есть много чего перестраивать. Такие люди как эти жители Перу, и каждый кто живёт от Межсуществования, напоминает нам о потенциальном богатстве и основополагающей правде межсущестования. Их щедрость делает нас богаче лишь от одного наблюдения.
Каждый из нас когда то в жизни был одарён щедростью, сопутствующее чувством, как в нас оно открывает подобное. И тем не менее если вы похоже на меня и ваш внутренний голос говорит вам: «А что если это не правильно? А что если я дам и мною просто воспользуются?» За этими вопросами стоит еще более важный вопрос: «Что если я один во вселенной?» Это древний страх разделенного я. Согласно его логики давать – безумие. Если же я и мир едины, то следовательно то, что я делаю миру, я делаю самому себе – щедрость естественна. Но если я разедён с миром, то нет никакой гарантии, что то, что я сделаю вернётся ко мне. Я должен создать это искуственно, способ вернуться это себе обратно, чтобы быть уверенным, что мне заплатят с полна. По-крайней мере мне нужно знать, что другие люди видят мою щедрость, чтобы произвести впечатление на них и я получу социальный дивидент. Вы вскоре узнаете, что весь этот образ мышления противоречит духу дара.
Все эти вопросы: «Что если никто обо мне не позаботится? Что если это не хорошо? Что если я одинок во вселенной?» также несут в себе обеспокоенность, что философия единства и межсуществования игнорирует «тёмную сторону». Когда кто-то заставляет меня признать существование зла, они говорят с точки зрения чего-то болезненного. Я это хорошо знаю, потому что это есть и во мне. Это чувство негодования, фрустрации и беспомощности. Существует непримеримое, злобное Другое, пронизывающее всю вселенную, что заставляет чувствовать себя в глупом положении, в глупом положении доверять, давать, когда никогда не достаточно безопасно, чтобы любить. Разумеется мы живем в мире, где это часто бывает нашим жизненным опытом. Не удивительно, что мы рассматриваем это как неотьемлемый атрибут реальности, и считаем опасно наивным каждое противоречие этому. Но на самом деле происходит проецирование нашего внутреннего опыта на реальность, и затем, основываясь на проекции, которую мы видим, материализуем ее, действуя согласно её логики.
Таким образом зло не только ответ на наше ощущение, но и ещё и продукт ощущения. Как же нам иметь дело с этим непримеримым и злобным Злом? Посколько единственный язык, который оно понимает это сила, нам приходится присоединится к рядам борцов; как показывает диалог Оруэлла, который я ранее цитировал, мы сами становимся злом. Человеческие существа совершали злые поступки в течении тысяч лет во имя борьбы со злом. Идентификация зла продолжает меняться: Турки! Неверные! Французы! Евреи! Буржуазия! Террористы! – но тип мышления не меняется. Также как и решение: сила. Как и результат: большее зло. Должны ли мы вечно сражаться с образом нашего заблужления? Мы видим результаты по всюду нашей покрытой шрамами планеты. Как говорят: «Лучший инструмент Дьявола это вера, что Дьявола нет.» Возможно правда противоположна: «Лучший инструмент Зла это идея, что есть такое понятие как Зло.»
На секунду задумайтесь о тонкости этого парадокса. Он не звучит: «Зло не существует.» По существу оно говорит, что зло это история. Значит ли это, что она не существует? Нет. Зло настолько же реально, как браконьер отрезающий бивни у слона, Монсанто продающий генетически измененные семена индийским крестьянам, правительство заказывающее атаки дронов на погребальные процессии. Это край айсберга, крошечные толчки и конвульсии, сотрясающие нашу планету.
Зло реально – не менее реально, чем любая другая история. Какие есть другие истории? Америка это история, деньги это история, даже «я» это история. Что может быть более реальное, чем наше собственное я? Но даже я может быть представлен как иллюзорная конструкция, когда путём всепрощения или медитативной практики, мы избавляемся от этой истории. Смысл заключается не в том, что мы должны считать, что зло нереально. Мы должны адресовать его на уровне истории вместо того, чтобы принимать его собственную невидимую логику. Если мы это делаем, то становимся его пораждением. Если же мы адресуем его на уровне истории и разрушаем мифологию, по которой оно существует, через слова и действия, то мы выйграем, а не проиграем. В следующих главах я покажу в деталях, как работать на уровне истории – низвергать старую историю и созидать новую.
Мы рассматривали несколько парадоксов: что причина «Всё хорошо» означает, что мы признали, что всё ужасно нехорошо; что лучшее оружие Дьявола это признание, что есть такое понятие как Дьявол; что зло приходит от ощущения зла. Чтобы связать воедино разрозненные нити онтологии зла, боюсь мне придется добавить ещё один парадокс. Не только зло одновременно реально и история; «реально» одновременно реально и также история. Наше использование слова реальное подразумевает допущения объективной реальности, которые, как мы расмотрели в главе «Наука» весьма сомнительные. Мы даже не можем сказать «Реальность нереальна», потому как, поступая так, мы привносим объективный задний план, в которой реальность либо реальна, либо нереальна. Я мог бы спросить: «Что если реальность есть реальность для вас, но не для меня?» но даже в таком случае слово «есть» превносит тоже значение. Попробуйте на секунду оставить привычку обьективизма и допустить возможность существования зла в Истории Разделения, и его несуществования в Истории Межсуществования. Я не имею в виду, что одна история санкционирует его, а другая нет. Я имею в виду, что переходя от одной истории к другой, мы переходим от одной реальности к другой. Как совершить этот переход? Об этом повествует вся эта книга.
Ставя под вопрос полное разделение между субьектом и обьектом приводит к мысли о том, что открывает опыт зла в личном жизненном опыте, а также, что заставляет человека верить или не верить в абсоютное зло. Вы когда-нибудь сталкивались с непримиримой и злостной силой в человеческой форме или в изменённом состоянии сознания? Если да, то вам знакома ошеломляющее чувство беспомощности бессильной ярости, горя и страха. Человек попадает в архитип жертвы, беспомощной, полностью под властью безжалостной силы. Пока человек не испытал это на себе, невозможно узнать существует ли это состояние в латентной форме в каждом из нас. Этот опыт ведёт к самопознанию, неся человека в оченть тёмный, недоступный уголок существа. Таким образом это своего рода лекарство, горькое лекарство, но возможно необходимое для света понимания и исцеления глубинной раны. Было бы интересно узнать, что есть общего между между людьми, над которыми истязались психопаты или другие злые силы. Являются ли они случайными жертвами или же что-то внутри них тяготеет к этому жизненному опыту?
Те, кто занимается шаманской работой задают тот же вопрос о «существах», которые прилепляются к людям. Являются ли они случайными, хищными силами, как безличностные силы природы, которые посещают неудачлевых? Или же есть энергетическая дыра, отсутсвующая часть, рана, которая идеально подходит конфигурации прикреплённого существа? В таком случае возможно существо выполняет свою службу, симбиозно срастаясь с носителем. Можно задать вопрос, является ли существо нечто отдельным или же неинтегрированной частью души? Что есть я? Если мы все межсущества – общая сумма наших отношений, то существование чужеродного, другого «зла» крайне проблематична.
Идея, что зло является частью большего алхимического танца сильно запутывает обычный рассказ о борьбе на стороне добра против зла. Вместо этого мы можем смотреть на зло как на внешнее проявление нечто спрятанного в нас самих. Концепция совершенного, безжалостного зла аналогично безличностной, беспощадной ньютоновской вселенной, которая время от времени несёт нам рандомальное разрушение. Как и аналогично дарвинским роботам, котнтролируемыми генами ради беспощадного выживания и естественного отбора. Обе концепции являются столпами нашей старой истории. Стоит ли удивляться, что зло из их числа?
Во снах, психоделических трипах и несколько раз в состоянии бодрствования я почувствовал, что каждый раз когда я сталкивался со злобной силой, что-то во мне дополняло зло. С примерами настоящих людей меня тянула в два разных направления: к интерпретации другого человека как нечто совершенно ужасное, и интерпретации в которой его или её ужасное поведение имело невинное объяснение, или возможно объяснение объединяющее мою собственную виновность. Несмотря на мои старания я до конца не мог разобраться, что было правдой. Дело было не в интеллектуальном любопытстве. Мне есть смысл принимать превентивные меры? Мне относится к этому человеку как к непримеримому врагу? Стоит ли мне интерпретировать его желания примерения как ловушку? Является ли моё чувство разделённой ответственности точкой опоры для нападающего, подразумевая то, что я должен использовать защитный щит самоправедновости? Как я могу с точностью удостовериться?
Ответы на эти вопросы имеют значение планетарной важности, поскольку они те же самые, которые палестинцы и израильтяне, суниты и шииты, индусы и мусульмане должны ответить, чтобы выбрать между войной и миром. Обычно невозможно найти неопроверживымые улики, которые могут помочь найти ответы на эти вопросы, так, словно они были бы обьективным фактом, который требовал бы доказательства. Вместо этого часто кажется, что выбранный ответ становится правдой. До того как делается выбор выглядит так, словно обвинитель находится в квантовом суперрасположении состояний. Каждая история, которую мы рассматриваем имеет в себе роль для врага. Выбирая историю, мы распределяем роли.
Теперь ещё несколько запутанных моментов. Например, как насчёт ситуаций, в которых наивно и контрпродуктивно продолжать давать нарушителю презумцию невиновности, как например в дамашних разборках, или имея дело с наркоманом? Второе, как насчёт ситуаций, в которых участник не принимает приглашение занять миролюбивую роль – что если они отказываются присоединяться к Истории Межсуществования? В-третьих, конечно хорошо говорить, что люди с определённой психологией притягивают к себе определённый жизненный опыт унижений и оскорблений, и столкновение со злом это часть процесса развития, но это выглядит жестоко и нагло при издевательствах над младенцами или геноцидом целых народов.
Я пишу о последнем, чтобы уверить читателя, что я их не просмотрел. Я не буду стараться дать детальные ответы на эти и другие вопросы; я лишь укажу как их можно адресовать и остальное оставлю на усмотрение читателя. Во-первых, важно различать между историей «он – зло» и принятия истории другого человека. Я не говорю о капитуляции. Вполне возможно находится в Истории Межсуществования и с любовью и состраданием отказать алкоголику управлять вашей машиной, или не разрешать мужу вновь избить свою жену.
Вполне возможно, что даже если вы будете предлагать вступить в новую историю, с той же страстью, что и Ганди, человек, которому будет вынесено предложение откажется. В этом случае появятся обстоятельства, которые выбросят его из вашего мира. Те, кто живут с мечом, от меча и погибнут, и нам не нужно становится их убийцами. Лао Цзы предупреждал: «Всегда есть палачи. Если вы возьмете на себя их работу, это будет все равно, что заменить мастера по вырезанию по дереву – скорее всего вы просто пораните руку.» А в Библии говорится: «Месть принадлежит мне, так сказал Господь» (то есть месть не ваше дело, а Бога).
Опять же я не говорю, что не нужно никогда воевать. У всех вещей есть своё место в мире: олень борется с волком, и иногда ему удается убежать. Просто из-за нашей идеалогии, мы применяем менталитет борьбы и войны гораздо дальше их положенного места. Я не буду пытаться определить принципы, которые определят когда борьба оправдана; принимать решение руководствуясь принципом является частью старой истории, и к тому же, принципы легко подогнать к оправданиям практически любого зверства. Хочу лишь добавить, что если борьба идёт рука об руку с ненавистью или жалостью к себе, то скорее всего она находится за пределом своего положенного места.
Третий момент открывает заледенелый теологический вопрос о цели зла и страданий в нашем мире. Почему невинные страдают? Вот параграф из длинной дискуссии этого вопроса в «Панегерик и искупление” взятое из Восхождение человечества. Вы можете прочитать всю выдержку (или книгу целиком) в интернете:
Мы часто думаем о неприятности как некоем наказании сотворённого зла, тема пронизывающая западные и восточные религии. На Востоке существует идея, что наши мучения – отражение негативной кармы, созданной путём накопления плохих поступков; на Западе у нас есть изображение Яхве уничтожающего Содом и Гоморру за их грехи, пугая Ниневию за ее «нечестивость». Однако самоочевидный факт, что невинные страдают больше всех требует теологических искажений, от предидущих жизней до Первородного греха, от будучих перерождений до Ада и Неба. Как еще можно объяснить симпатичных, невинных младенцев в раковых корпусах больниц? Если мы не ищем объяснение в слепом, безжалостном, бессмысленном мире, нам требуется другое объяснение для невинных жертв. Возможно, что они великие души, которые удовлетворяют огромную потребность в невинных жертвах, которая создала наша цивилизация. «Я готов пойти на это», говорят они. «Я достаточно велик. Я готов к этому жизненному опыту.»
Человечество путешествует в разделении уже тысячи лет, и каждый уголок этой территории должен быть изучен. Несущие зло и их жертвы достигли самых дальних уголков Разделения. Зло даже можно определить как разделение: полное отделение человека, нации, природы, с прямым следствием выпадания в чужеродную вселенную, отделённую от я. Вспомните вышепреведённое упражнение: «Я хотел убить что-то.» Здесь важно то, что ярлык «зло» является глубинной формой разделения. Так мы видим, что концепция зда не отделима от феномена зла.
К счастью, изучичив экстремальные участки территории Разделения, у нас есть возможность отправится в обратное путешествие. Если зло является частью вашей Истории мира через прямой опыт или в качестве фундаментальной онтологической категории, вас стоит изучить как эта история служит вашим целям или ту боль, которая притягивает вас к нему. Поскольку улики и логика не помогут вам понять является ли зло реальным. Я предоставил значительные аргументы, взятые из психологии, психопатии, метафизики, многочисленных рассказов людей, но скорее всего вы бы смогли возразить на каждый из доводов, в я бы возразил вашему возражению и так до бесконечности. Как вым выбрать свою историю? Как вы можете оказать влияние на то, как другие выбирают свои?Я оставляю вас с рассказом Кристиана Бетельсона и хорошим примером искупления зла и разрушения историй.
Моя подруга Синтия Жукс встретила Кристиана Бетельсона когда осуществляла миротворческую работу в Либерии, пострадавшая от страшной гражданской войны в 1990х. Глава повстанцев известный под кличкой Генерал Леопард, Бетельсон прославился бойнями, призыву мальчиков в армию и пыткам. Если и есть на свете человек олицетворяющее зло, то это он. По его же собственным словам он был человеком «без совести». Наконец война закончилась и у Бетельсона не было никаких других рабочих навыков кроме как убивать. Он решил пойти на ближайшую войну, на Берег Слоновой Кости, где была востребованность к его чудовищным услугам. По дороге его машина застряла в грязи. Кто бы мог подумать, что в той же грязи, на том же участке дороги застряла машина, в которой находились представители миротворческой группы Ганди Каждый День? Заинтригованный их беседой, он представился как бывший генерал повстанцев. Он думал, что они будут обвинять его, может побьют, но к его удивлению людии из группы собрались вокруг него, и стали обнимать, сказали ему, что они его любят. Он решил присоединится к ним и отныне посвятить свою жизнь миру.
Давайте будет надеется на не меньшее чудо в размерах планеты. Давайте примем приглашение, которая нам предлагается, чтобы почувствовать большее чувство возможного.
Ссылки:
28. Журнал «Парабола», «Если хотите быть бунтарём, будьте добрее» для более полного описания этого события
29. Панчо просил, чтобы я написал, что встреча за ланчем так и не произошла
30. Хочу добавить, что этот абзац несколько расплывчат. Многие переводчики предпочитают интерпретировать «недооценивать врага» в обычном значении. Митчел, опираясь на более тонкое, интуитивное, и на мой взгляд точное понимание текста, добавляет, что предложение означает: считать врага злом. Следующее предложение подтверждает это, где говорится, что когда армии сталкиваются, состадающие и сопереживающие побеждают.
31. Некоторые призывают отменить все оскорбляющие ярлыки в нашей речи. Они считают, что если мы заменим «нарциссист» на «человек с нарциссисткими тенденциями» и «наркоман» на «человек, страдающий наркоманией» и «лжец» на «человек с привычкой быть нечестным» то таким образом мы поддержим достоинство всех людей, то есть лингвистическим путём, отделив поведение от человека. Даже «герой» нужно заменить на «человек с героическими достижениями» для того, что тех кого не называют героями не считали негероическими. Обычно меня раздражают участники общественных кампаний за лингвистическую корректность, извините, я имел в видулюдей имеющих тенденции к общественным кампаниям. По двум причинам. Во-первых, это развивает менталитет жертвы и призывает нас быть оскорблёнными. Во-вторых, очень быстро новые термины принимают старые оскорбительные значения, как например в эволюции кретина к дебилу к умственно отсталому к наконец к умственному инвалиду и до следующего оборота речи, который заменит последний. Люди могут прикрывать злонамерение любыми правильными словами. На более глубинном уровне, мы может сказать правильные вещи, при этом ничего не делая.