Глава 25: Осуждение

Если считать насколько всепроникающи и закостенелы структуры нехватки и борьбы стоит ли удивляться, что мы несем ее печать на нашей собственной психологии. Как нам освободить самих себя? Их хватка настолько тотальна, что когда мы пытаемся освободиться, мы лишь усиливаем ее. Например, когда я спрашиваю: «Как нам освободить самих себя?» ожидали ли вы услышать, что для этого потребуются грандиозные усилия по самотрансформации? Если вы думаете, что это будет тяжело и стали либо закалять себя для предстоящего титанического усилия или устало отвернулись прочь, в обеих случаях это означает, что у вас есть привычка борьбы.

Вы чувствуете себя подавленным или на стреме относительно подчинения этой привычки или вы горды собой, что «прошли тест» и освободились от нее? Если вы не прошли, то вам не повезло и вы осуждаете себя. Самоосуждение, важный ингридиент войны против себя, один из основных составляющих привычек разделения.

Многие люди без труда признаются, что являются «самыми ужасными критиками самих себя» или что являются перфекценистами. Они, однако, всего лишь признаются в том, что наша культура считает добродетелю: бороться против себя. Люди обычно редко готовы признать, что они с гораздо большей страстью критикуют или осуждают других, чем самих себя. Подобное признание равносильно выявлению в себе лицемера.

К сожалению для имиджа самокритика невозможно осуждающе относиться к себе при этом не осуждая других. Представьте себе, что каждый вечер вы оглядываетесь на прошедший день и оцениваете были ли вы честны, экологически ответственны или безответственны, этичны, или жадны, хваля себя или ругая в зависимости от результатов выводов. А как насчет всех тех людей, которые были менее честны, ответственны или этичны нежели вы? Получается, что они хуже вас? Относитесь ли вы к ним снисходительно или осуждающе, косвенная вера в то, что «я лучше, чем вы» (или хуже, но по-крайней мере я лучше, чем кто-то другой) неизбежна.

Что я имею ввиду под суждением? Быть осуждающим означает не просто находить отличия, иметь предпочтения или делать сравнения. Оно несет в себе моральную оценку, предписания что есть добро и зло, правильное и неправильное и передает их человеку. Это предписание может иметь различные формы. Такие слова как «неужно» и «ненужно», «ответственный» и «безответсвенный», правильное и ложное, этическое, моральное, оправдывающее, подходящее, постыдное, и другие симптомы того, что есть хорошо, а что плохо так обычно проявляются суждения.

Суждение это разделение. В глубине своей суждение говорит, что вы делаете выбор отличный от меня, потому что вы отличаетесь от меня. Оно говорит, «Если бы я был вами, я бы сделал это по-другому.» «Если бы я был владельцем компании, я бы не разрушал окружающую среду и не лгал бы людям об этом.» «Если бы я был богатым я бы не тратил свои деньги на спортивные машины и особняки.» «Если бы я был таким толстым я бы не переедал.» Я лучше чем они. Я не такой невежественный. Я не такой безответсвенный. Я не такой ленивый. По крайней мере я не ограниченный. По-крайней мере я сужу согласно логике. По-крайней мере у меня есть образование. Я выплатил свои долги. Я ем ответственно. Я работаю ради этого. По-крайней мере я стараюсь. Что не так с этими людьми?

В этом суть разделения: если бы я был в вашем стечении обстоятельств, я бы себя вел по-другому.

Значительное количество эксперементальных показаний указывают на то, что это заявление ложно и что если бы вы были в том же стечении обстоятельств, то поступили бы точно также. Как я объясню далее, признать эту правду возможно означает увеличть нашу эффективность как носителей перемен. Основа сострадания – это представить себя на месте другого человека. Оно говорит, ты и я – едины; мы то же самое существо, смотрящее на мир разными глазами, занимающими разные точки во вселенской паутине взаимотношений.

Такую позицию сложно принять. Может быть я бы и смог понять как я стал бы воровать, если бы мои дети голодали или как бы я бесмысленно разрушал общественную собственность, если бы мое детство было бы наполненно яростью, но что заставило бы меня застрелить 77 людей, как поступил Андерс Врейвик, убивая их один за другим, в то время как они стояли на коленях передо мной рыдая и прося пощады? Что бы заставило меня приложить бензопилу к стометровой секвое? Признаюсь, что мне очень сложно представить себя на месте пытающего, издевающегося над младенцами, продавца секс рабов, убийцы. Но тем не менее давайте не будем притворяться, что мы лучше, чем эти люди. Суждение в их адрес отражают наш недостаток понимания, а не фундаментальную разницу в сути нашего существа.

Я выражаю здесь позицию, известную в социальной психологии, как «ситуацизм,» который гласит, что совокупность наших внутренних и внешних ситуаций определяют наш выбор и верования. В нашем обществе большинство людей придерживаются противоположного суждения под названием «диспозитизм,» который в свою очередь гласит, что люди принимают решения при помощи свободного волеизлеяния, основанной на более или менеее стабильных предпочтениях и диспозиции. Диспозитизм утверждает, что если человек делает что-то хорошее, то скорее всего оттого, что он хороший человек. Ситуацист же говорит, нет, это ошибка – «фундаментальная ошибка по приписыванию.» Много тщательных исследований показали, что в нашем обществе постоянно припивысывают атрибуты ситуативных влияний диспозитивным качествам, и постоянно недооценивают эффект обстоятельств на поведение людей. Кто-то говорит что-то подлое и мы импульсивно думаем, что он – подлый человек. Мы потом можем узнать, что у него болели зубы и меняем свое суждение, но наш первый ипульс – принять диспозитивное суждение.

И это происходит не случайно. Диспозитизм и его подспудный менталитет суждения закодирован в Истории Мира. На твоем месте я бы не делал то, что сделал, потому что я отличаюсь от тебя, разделен от тебя. Более того, ситуацизм гласит, что «я» больше чем индивидуум, что субъект, актер, делающий выбор является индивидуумом плюс совокупность его или ее отношений. Ваше существо не имеет независимого существования. Абстрагированный от отношений с миром, я больше не является собою.

Десятилетия исследований, начиная с экспериментов Милграма в 1960х опровергают нашу ханжескую веру в то, что если бы я был этим начальником, политиком, сватом, бывшим супругом, учителем, наркоманом, этим беспардонным человеком, я бы не сделал то, что сделала она. Спросите себя какого рода человек доставил бы болезненные, даже угрожающие жизни раны путем электрошока невинным субъектам в качестве психологического эксперимента? Разумеется лишь плохой человек сделал бы это. Разумеется вы бы этого не сделали! Как оказалось «вы» сделали бы. Или по-крайней мере практически все сделали в лаборатории Стенли Милгрема, при правильных обстоятельствах, при подходящем предлоге и объяснении. «Разумеется ничего в этом нет зазорного если всем распоряжается ученый в белом халате из Йельского университета.» «Человек сам вызвался волонтером.» «Я не несу ответственности, я просто следую инструкциям.» В более широком смысле мысль о том, что нечто чудовищное могло происходить в лаборатории, украшенной регалиями науки, в престижном университете, диссонировала с преобладающей Историей Мира, с общественным консенсусом о легетимности и правильности и с тем, что один волонтер за другим поворачивали ручку на максимум и жали на рычаг.

Встает вопрос, как объяснить тот факт, что нацисская Холокоста была проведена обычными бюрократами, такими как Адольф Эйхман и легионами достаточно обычных людей, с их обычными жизнями до того, как стали офицерами Эсэса и охранниками концентрационного лагеря. Как объяснить «банальность зла»? Я вернусь к этому вопросу попозже, поскольку если мы хотим перестать вести Войну со Злом, мы должны по другому охарактерезовать зло, чтобы у нас появилась потребность к другому виду действия. Потому как невозможно отрицать, что на Земле происходят ужасные вещи. И они должны остановиться. Я не предлагаю закрыть глаза на зло. Я предлагаю еще шире открыть глаза на ситуацию – то есть на историю, в которую мы погружены – которая создает зло.

В той или иной форме ситуативная перспектива широко признанна социальной психологией. Проведенный в 1973 году экперимент Джона Дарли и Даниэля Батсона предлагает другой пример силы ситуации. Вы наверняка знаете историю доброго самаритянина из Библии. Человек, которого избили грабители и вот он лежит на дороге и стонет. Мимо проходит священник и не останавливается, чтобы помочь. Также мимо проходит Левит (возможно помощник священника). И один лишь Самаритянин останавливается, чтобы помочь. Рассказывая эту историю, Иисус спрашивает, кто из них троих показал себя хорошим «соседом» избитого человека. Он не говорит, что самаритянин был добр, но сейчас история называется Добрый Самаритянин, намекая что его отличие от священника и Левита благодаря своей моральной диспозиции.

В эксперименте группе студентов из семинарии – современные священники и Левиты, проходящие обучение – сказали прийти на кампус и прочитать лекцию на тему истории о Добром Самаритянине (у экспериментаторов присутствовало чувство юмора). Их поделили на три группы и каждой дали отдельные инструкции. Первой группе сказали: «Поторопитесь, вы опаздываете на лекцию.» Второй группе сказали: «Поторапливайтесь, ваша лекция начинается с минуты на минуту.» А третьей группе сказали: «Не стоит никуда торопиться. Ваша лекция еще не скоро начнется, и на сегодня мы закончили.»

По дороге в лекторский зал студенты прошли мимо людей (из группы проводящих эксперимент) лежащих рядом с дверным проемом и стонущих. Студентам пришлось приктически переступать через них, чтобы попасть в лекторский зал. Остановились ли они, чтобы помочь им? Как вы скорее всего и ожидали, это напрямую зависило от группы, в которой они состояли. Лишь 10% из первой группы пришли на помощь, но 60% из третьей.

Почему люди из первой группы переступили через «раненного» человека, а люди из третьей группы остановились, чтобы помочь? Разумеется не оттого, что все хорошие люди были в третьей группе. Возможно историю из Библии следовало бы назвать «Самаритянин, который никуда не торопился.» И возможно нам не следует винить людей, которых мы любим обвинять. Возможно проблемы мира нельзя решить путем борьбы со злом.

Не только наши личные суждения основываются на диспозитивных допущениях, но и многие наши социальные институты, в особенности юридическая система. Мы допускаем, что обычно люди несут ответственность за свои поступки, и различают между действием произведенным под принуждением и действием произведенным по собственной воле. Принуждение – всего лишь крайний пример ситуативного влияния. Стоит ли винить нас за совокупность нашего жизненного опыта, который сделал из нас тех людей, которыми мы являемся?

Точно также контрактное законодательство допускает, что обе стороны заключают соглашение по собственной воле, основанного на личном интересе и предпочтении. Контракт подразумевает использование некой силы; он гласит: «Я даю разрешение заставить себя выполнить то, на что я согласился.» В обыденной жизни мы понимаем, что иногда «все меняется,» и не заставляем кого-то выполнять обещание, если ситуация сильно изменилась. Мы признаем, что человек, который пообещал, не может быть отделет от обстоятельств его жизни, и когда они меняются, тоже самое касается и самого человека. Тот человек, который обещал, в определенном смысле больше не существует. Контракт является попыткой отрицать эту правду.

Определенно ситуацизм несет значительные последствия нашему пониманию природы выбора, свободной воли, мотивации, моральной ответственности, и криминальному правосудию. Эти и другие вопросы изучены во влиятельном и эрудированном докладе: «Ситуационный характер: перспектива критического реалиста на человеческое животное» написанное Джоном Хэнсоном и Дэвидом Йосифоном, а также в «Ситуация: вступление в ситуативный характер, критический реализм, экономика силы и глубинный захват.»

Ситуацизм – это также понимание, к которому у нас есть прямой доступ. У вас был миг понимания откуда проистекают действия другого человека, когда мы погружаемся в их мир и внезапно все то, что они делали внезапно обретает смысл? Человек перестает быть чудовищем, иным. Я вдруг понимаю, что означает быть ею. С этим пониманием прощение приходит естественным путем, и ненависть становится невозможной. Это также показывает, что когда мы кого-то ненавидим, мы также ненавидим самих себя.