Глава 14: Дух

Есть другой мир, но он в нашем.

— У. Б. Йейтс

Циничный читатель предположит, что я представляю «духовность» как побег от унылой, бездушной вселенной Истории Разделения. Это не так, поскольку к сожалению духовность, как мы ее обычно представляем, является ключевым компонентом Истории Разделения. Подобная духовность допускает, что пустой материализм предложенный наукой по большому прав: священность, цель и разум не могут существовать в самой материи, не могут быть найдены в стандартных субатомных конструкторных блоках материального мира. Эти вещи, говорит духовность, пребывают в другом, нематериальном мире, мире духа.

Отсюда следует, что цель духовности воспарить над материальным миром и достигнуть мира духовного. Разновидность антиматериализма пронизывает такие учения как «Вы не ваше тело» или желания «увеличить собственные вибрации». Если считать, что коллапс окружающей среды проистекает также от антиматериализма (обесценивание и десакрализация материального мира), нам следует по иному посмотреть на эти учения. Что особенного в «более высоких вибрациях»? Неужели фагот менее прекрасен чем флейта? Неужели скала менее прекрасна, чем облако? Неужели Земля менее священна чем Небеса? Неужели высокое хуже низкого? Абстрактное лучше конкретного? Разум лучше чувств? Чистое лучше беспорядочного? Мужчина лучше женщины?

(И чтобы поставить палку в колесо, могу добавить: Неужели недвойственность лучще двойственности? Даже критика идеи, что одна вещь лучше другой, использует концепцию «лучше чем», тем самым ее подтверждая)

Не является совпадением то, что разделения духа и материи, перенос места обитания Богов в небесный мир, а также появление патриархата произошли в одно время. Они произошли при появлении первых цивилизаций, основанных на крупномасштабном сельском хозяйстве с их социальными классами, разделением труда, и необходимостью контролировать природные силы. Тогда и начался захват природы, ранее начатый с одомашниванием растений и животных, ставшим главной добродетелью, боги стали повелителями природы, а не их персонофикацией. Обществу строителей была необходима стандартизация армии и строительных проектов, для чего были созданы абстрактные системы измерений для ведения бухгалтерии и распределения ресурсов. Они естественно смотрели на небо, с его упорядоченным, предсказуемым движением, как на обитель богов. Отображая его, высшие социальные слои – священники, знать и короли – имели все меньше и меньше дел с землей и бедламом человеческих отношений, а изолировали себя в храмах, дворцах и когда покидали помещения, то передвигались на паланкинах, не касаясь земли. Одновременно с тем родилась концепция добра и зла. Все, что нарушало прогрессивное наложение контроля над природой и человеческой природой было воплощением зла: наводнения, сорняки, волки, саранча, а также желания плоти: бунт и праздность. Самодисциплина – необходимость поднятия себя над желаниями материального мира – стала главной духовной добродетелью.

Кратко изложив восьмидесяти-страничную главу из книги «Восхождение человечества» я надеюсь, что не свел сложный аргумент к кучке клише. Суть заключается в том, что наша концепция цивилизации имеет глубокие корни, и что она делит эти корни со всем остальным в нашей цивилизации – даже как ни странно наукой. Не стоит удивляться тому, что когда наши доминантные институты рушатся, наша духовность также проходит через период перемен. Это уже происходит путем вскрывания некогда погребенной основы религий и распространения их в массы.

Огромная энергия тратится на доказательство существования нематериального мира. Взять для примера рассказ Эбена Александра о его околосмертном переживании, описанном им в бестселлере «Доказательство Неба», где автор утверждает, что его переживание произошел независимо от его мозга, который пребывал в глубокой коме. Поэтому, как предполагает книга, это так важно. Критики вскоре собрались, чтобы опровергнуть его выводы, утверждая, что невозможно доказать отсутсвие по-крайней мере некоторой корковой функциональности, которая вместе с ложной памятью и конфабуляцией, предлагает материалистическое объяснение, основанное на деятельности мозга. Но я считаю, что как автор так и критики не раскрыли подлинную важность книги. Она указывает не на экстраматериальный источник сознания, но на наше неглубокое понимание материи, у которой есть свойства не могущие существовать согласно классической физике, химии и биологии. «Духовность» того, что он пережил находися в том, что было, а не то, что она доказывает.

Почему мы так жаждем убежать из материального мира? Нежули он столь мрачен? Или же мы сами сделали его мрачным: заслонили его живую загадочность идеалогическими шторами, отрезали ее бесконечную взаимосвязанность нашими категориями, подавили ее спонтанный порядок нашими тротуарами, сократили ее бесконечное разнообразие товарами потребления, сломали ее вечность нашим подсчетом времени, и отвернулись от ее изобилия при помощи нашей денежной системы? Мы вводим себя в заблуждение, если мы обращаемся к духовному миру, чтобы он спас нас от тюрьмы материального.

Активисты правы, когда выступают против подобных попыток. Если священное можно найти за пределом материального, то зачем беспокоится о материальном? Если интересы противоположны интересам плоти, то зачем стараться улучшить мир плоти, социальный и материальный мир? Духовность становится тем, чем она была для Маркса: опиум для народа, отвлечение от действительно насущных материальных проблем, перед которыми мы стоим.

С другой стороны было бы невежественно отмахнуться от тысяч лет священных учений, как неумелых фантазий мечтателей, и духовности последних нескольких сотен лет, как истерические заявления людей, неспособных принять горькую правду механической, бесцельной вселенной. Они стараются исправить вопиющие недостатки научного мировозрения, который до недавнего времени не находил места для целых измерений человеческих переживаний. Явления, который не подподали под научную ортодоксию было объявлены несуществующими; для человека, принимающего науку как более или менее полное описание естественного мира, единственным способом объяснить эти явления заключалось в приписании их к сфере сверхъестественного.

Другими словами, если мы соглашаемся с наукой, что вселенная не имеет врожденного разума, то любой разум, найденный в ней, должен прийти извне материальной вселенной. Доктрина «Разумного замысла» является примером подобного мышления. Такой удивительный порядок вещей не мог появится спонтанно из мертвой материи и слепых сил; следовательно он должен был быть создан кем-то извне (Богом). Но если мы признаем разум, движение к порядку, красоту и организаци., как врожденное свойство материи, то нам больше не понадобится никто извне.

Может это прозвучит как подтверждение конвенционального научного материализма. Совсем наоборот. Вместо того, чтобы идти путем религии и говорить, что разум, который мы наблюдаем имеет сверхъестественное происхождение, наука пытаеся его полностью отрицать, объясняя, что это своего рода иллюзия, случайный побочный продукт этих самых слепых сил, и не является врожденным. Соответсвенно, наука как институт враждебен к любой парадигме, которая предлагает врожденный разум или цель, присущие материи.

Изучая различные неортодоксальные теории и технологии, проистекающие из них, я часто задавался вопросом: почему они спровоцировали крайнюю враждебность со стороны истеблишмента. Я заметил, что эти теории имеют кое-что общее: все они подразумевают, что вселенная полностью разумна. Возьмите например память воды. Больше вода не является бессмысленным набором молекул, но каждые два образца уникальны; они индивидуальны, неся в себе, как и мы, запись всех влияний, оказанных на них, и способны передать эти влияния на все к чему они прикоснутся. Или «адаптирующая мутация» – теория гласящая, что генетическая мутация не является рандомальной, а оказывает предпочтение мутациям, которые необходимы для организма или окружающей среды. Подобная целенаправленность – анафема научной ортодоксии. Любая теория, подразумевающая, что вселенная имеет собственный разум и цель ставит под угрозу привилигированное местопребывание людей как хозяев природы. Вместо этого наш разум становится частью большего разума, который мы пытаемся понять и с кем мы начинает сотрудничество.

Приходят к перемены и во враждебное отношение науки к чему бы то ни было, подразумевающее врожденный порядок и разум. На обочине науки зреют новые парадигмы, возвращающие величины ранее приписанные к духовной сфере обратно в материю. Также можно на это посмотреть как на воссоединение духа и материи.

Один аспект воссоединения это объединение активизма и духовности. На одном семинаре молодая активистка движения Окьюпай описала в какой ужас пришел ее отец, привержинец традиционного Марксизма, когда он услышал от дочери о том, что она интересуется «сознанием» и духовным путем собственного развития. Традиционно для людей левого толка духовность представляет собой либо роскошь привилигированного класса, отвлекающая от реальной работы, или фантазия, скрывающая правильный анализ проблемы.

Я могу понять ее отца. Долгое время прагматичные активисты пренебрегали так называемыми духовными искателями. «Слезьте со своей медитационной подушки и займитесь чем-нибудь! Вы окружены страданием. У вас есть руки, мозги, ресурсы. Сделайте что-нибудь, чтобы уменьшит страдания людей!» Если бы дом горел, неужели вы бы рассиживались и медитировали, представляя холодные воды водопада, тушащие пожар силой манифистации? Образный дом действительно горит вокруг нас. Пустыни расширяются, коралловые рифы умирают, и последние коренные племена исчезают. И посреди всего этого вы обдумываете космический звук ОМ. Согласно такой точки зрения, духовность – побег от реальности.

Этой мощной критике, духовные люди предлагают не менее мощное возражение. «Без внутренней работы над собой, как вы избежите повторения вашей внутренней подавленности во всем, что вы делаете?» Поэтому мы часто видим то же злоупотребление силой, те же организационные провалы среди активистов, борющихся за социальные перемены, так отчего нам ждать, что мир, который они создадут будет чем то отличаться от нынешнего? Пока мы не совершили преобразующую работу над собой, мы останемся продуктом той же цивилизации, которую мы стараемся преобразовать.

Нам необходимо изменить наши привычки, верования и действия, а также изменить наши системы. Каждый уровень усиливает последующий: наши привычки и верования формируют психическую субструктуру нашей системы, которая в свою очередь провоцирует в нас принятие соостетсвующих верований и привычек. Поэтому политические активисты и духовные учителя ошибаются, когда первые говорят, «Фокусироваться на перемене веры о нехватке это фривольный побег от реальности, когда существует систематическая смертельная нехватка, которая продолжает угнетать миллиарды людей, в независимости от ваших верований и выборов касательно образа жизни», а вторые говорят, «Просто работайте над собой и мир вокруг вас изменится. Не избегайте настоящих, личных проблем, проецируя их на общество, политическую систему, корпорации и так далее.»

Оба лагеря должны быть союзниками, и на самом деле ни один из них не добился бы результатов без второго. Чем больше люди становятся щедрыми, благодарными и доверчивыми и оставляют позади мышление основанное на страхе, тем более восприимчивым становится социополитический климат для радикальноых реформ, которые сделают ударение на ценности межсуществования. И чем больше наши системы впитают эти ценности, тем легче будет людям пройти личную трансформацию. На сегодняшний день экономическая обстановка кричит нам: «Нехватка!»; наша политическая обстановка кричат нам, «Мы против них»; наша медицина кричит нам, «Бойся!» Все вместе они держат нас в страхе и одиночестве, поэтому мы не в состоянии измениться.

На промежуточном уровне: нашей семьи, места обитания, наша социальная и физическая среда навязывает разделение. Жить самому по себе в изолированной коробке, покупать необходимые вещи для жизни у незнакомцев, не зависеть от земли вокруг для жизнеобеспечения делает разделение нашим основным восприятием мира. Поэтому можно говорить о любой перемене в обстоятельствах как о духовной работе.

Таким же образом любое усилие по изменению человеческих восприятий это работа политическая. Какой род людей скрывается в пригородах? Какого рода люди выполняют работы, которые не удовлетворяют ни единое желание, кроме обспечения безопасности? Какого рода люди пассивно стоят в стороне, когда их страна наказывает другие страны одной несправедливой войной за другой? Ответ: запуганные люди. Отчужденные люди. Раненые люди. Поэтому духовная работа – это политическая работа, если она распространяет любовь, взаимосвязь, прощение, всепринятие и исцеление.

Это не значит, что каждый человек должен стремиться к переменам на всех уровнях. У каждого из нас есть уникальные дары, которые притягивают к себе вид работ, для которых они больше всего подходят. Не смотря на то, что здоровый, образованный человек станет работать на нескольких уровнях, будучи индивидуумом, другом, членом семьи, общины и места, жителем биорегиона, гражданином страны, соплеменником всей жизни на Земле, даже космическим гражданином, необходимо учитывать, что все мы проходим через фазы внутренней и внешней фокусировки, действия и отдыха, самовыражения и затворничества.

Когда мы больше не видим строгого разделения между собой и другими, то мы узнаем, что мир отражает «я», и что для работы над собой необходимо работать над миром, и для эффективной работы в мире, необходимо работать над собой. Разумеется всегда существовали духовные учителя, которые занимались политическим активизмом, и глубоко духовные политические активисты, но сейчас взаимное притяжение становится неудержимым. Все больше социальных активистов и борцов за улучшение окружающей среды отрицают общепринятые верования по личным соображениям. Любой активист движения Окьюпай скорее всего поддержит практику медитации, использование альтернативной медицины, естественное родительство. Хиппи и радикалы 60 объединяются.